Как погиб и воскрес Владимир Маяковский
Писатель Беседин: поэт Владимир Маяковский — гений, наполненный болью и откровением
Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения Владимира Маяковского: русский и советский поэт, драматург, киносценарист появился на свет 19 июля 1893 года и прожил всего 36 лет. Однако миру он оставил свои стихи — такие, которые мог создать лишь гений, наполненный болью и откровением. Об этом писатель Платон Беседин рассказал в колонке для «360».
Далее — прямая речь.
Есть два главных, наиболее ярких ориентира в русской поэзии — Александр Пушкин и Владимир Маяковский. Да, да, именно так. Почему? Все просто: оба создали свой язык и задали свою систему координат. Со временем она стала единой если не для всех, то для многих.
Пушкин — это мягкая революция в языке. Маяковский — это бунт, протест, вызов. Чисто стилистически даже.
Помню, как в школе заучивал его стихи наизусть. Да что я, отличник. Те, кто прочел три книжки, зубрили поэзию Маяковского. Причем самую разную. Почему? То, что писал Маяковский, разительно отличалось от любого из слышанного нами ранее. Ошеломляло.
Да, каждый раз его строки потрясали. Помню, как в Переделкино поэт Костя Комаров во время ночного писательского застолья читал наизусть, без остановки поэму Маяковского «Облако в штанах». И я подумал (не поймите меня неправильно, будто кощунствую): это похоже на чтение Неусыпаемой Псалтыри. Только тут не псалмы, а стихотворения.
Маяковский — Маяк — не просто выделялся; он возвышался над всем, что было до него. И после тоже.
То, что поэт-авангардист стал убежденным коммунистом, — уже откровение, уже поступок. Это не Брюсов, простите, становящийся в позу. Тут доскональное знание материала. И, к слову, как очень точно подметил Модест Колеров, это желание и умение брать нахрапом, с наскоку — оно от марксистов. Их труды Маяковский знал досконально.
Но не только и не столько это сделало его великим. В Маяковском был надлом — своего рода дыра, пространство, расстояние, в которое входили энергетические потоки. Он, как никто иной, чувствовал и запечатлевал их. Банальный пример, но, да, своего рода провод, через которое проходило колоссальное напряжение.
Высокий, огромный, скалоподобный человек, однако внутри весь изломанный, выеденный болью и страданиями. И эта его любовь — страшная, роковая.
Демоническая Лиля Брик — вот уж, действительно, ветхозаветная Лилит, пожирающая плоть, поглощающая душу. «Руки твои иступленно гладил…» — строчка из, возможно, самого сильного и самого страшного стихотворения о любви.
У Маяковского было все, кроме счастья. И он страстно желал революции, да, но не только и не столько революции социальной, политической, сколько революции внутри каждого человека. Прежде всего внутри самого себя.
Он видел Хаос и сам жил внутри Хаоса. Когда тот стал упорядочиваться, структурироваться, Маяковский, как последний красный романтик, покончил с собой. Это был страшный, но честный выбор. Без оправданий — только как факт.
Дыра закрылась и перестала поглощать энергию перемен. Все кончилось, но лишь на время — потому что остались стихи. Такие, которые мог создать только гений, наполненный болью и откровением.