🔥 Импорт чуждой культуры. Мигранты жгут пригороды со времен Саркози, но теперь все серьезно
Публицист Миронова: происходящее во Франции стало результатом бесконтрольной миграции
:focal(0.45:0.66):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0yOTY4Mzg1bHIuanBn.webp?w=1920)
Во Франции почти неделю продолжаются погромы: по подсчетам местного МВД, по всей стране подожгли около 3,8 тысячи автомобилей, а также здания полиции и органов власти. Протестующие разграбили примерно 250 отделений банков, 200 продуктовых магазинов и 10 торговых центров. Для подавления митингов развернули полицейский спецназ, задействовали бронетехнику и вертолеты. Задержаны более трех тысяч человек, а почти 70% жителей республики выступили за введение режима чрезвычайного положения. Публицист Анастасия Миронова в колонке для «360» объяснила, почему во Франции рванули национальные гетто и в чем их пример отличается от ситуации в России.
Далее — прямая речь.
Французы весь XXI век протестовали из-за засилья мигрантов. Ни одно правительство не слушало нацию, которая неоднократно порождала революцию, диктатуру и режим террора. Похоже, у французов кончилось терпение.
Остальной мир с волнением следит за событиями во Франции. И, хочется верить, готовится усвоить урок. Он заключается в том, что любое насаждение миграции — это насилие над волей собственных граждан, которое может окончиться либо гибелью жертвы, то есть нации, либо ее бунтом. Если европейские страны продолжат сегодняшнюю миграционную политику, иного варианта развития событий не останется.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS04NDY5NzAzbHItMS5qcGc.webp?w=1920)
Насилие над личностью
Все, что сейчас в очередной раз происходит во Франции, стало результатом многолетнего игнорирования правительством законного и морально допустимого права человека не хотеть импорта сниженной и вообще чуждой культуры. Французы давно требовали остановить бесконтрольную иммиграцию из Африки и, в частности, стран Магриба. И их давно никто не слушал.
Еще в 2000-х обстановка была очень напряженной и во Франции, и в Британии. Во Франции она решалась выпуском пара: митинги против беженцев и иммиграции вспыхивали последние 25 лет, а пика достигли во время сирийского кризиса беженцев — тогда толпами выходили против приема мигрантов.
В Британии просто ввели уголовную ответственность и остракизм «за расизм», отчего стало невозможным выражать недовольство африканцами, которых приглашали в страну по упрощенной схеме. Так, к примеру, жителям множества стран Африки в 2000-е стали давать двухлетние визы даже при покупке трехмесячных языковых курсов. Страна кричала африканцам, а также пакистанцам и арабам нет, а правительство говорило да и внушало людям комплекс вины за колониальное прошлое.
Вина, конечно, есть. Но Британия стала ввозить иммигрантов из множества стран, которых никогда не порабощала.
Системное игнорирование позиции граждан и запрет на ее выражение привели к повышению агрессии в других сферах жизни и выплескиванию недовольства на белых мигрантов: поляков, литовцев.
К концу 2000-х в Великобритании выросло число так называемых hate crimes — преступлений на почве ненависти к восточноевропейским гастарбайтерам.
Во Франции же весь XXI век власти внушали, какие дикари люди, не желающие импортировать мигрантов из Африки. Их представляли едва ли не нацистами. Против собственных граждан было совершено насилие.
Потому что заставлять людей сосуществовать с чуждой им и часто крайне сниженной культурой — это насилие. У человека есть право на сохранение своего круга, своих традиций, своего понятного мира. У современной западной миграционной политики и насаждения гипертолерантности к разнообразным ЛГБТ-меньшинствам, которые практикуют либеральные европейские правительства, одна природа — насилие над волей собственных граждан.
Непростой народ
В случае с Францией это насилие осуществляется много лет без какой-либо ощутимой выгоды: мигранты последних десятилетий массово не интегрируются в экономику, не занимаются бизнесом, не получают достойного образования. Вопреки усилиям по интеграции прибывающих, они, в отличие от иммигрантов XX века, склонны к созданию национальных кварталов и этнического криминального бизнеса.
Это происходит еще и потому, что местное население, вынужденное публично поддерживать тезисы о толерантности, в реальности не хочет жить рядом с африканскими мигрантами. Проблема национальных гетто и анклавов, создаваемых на окраине европейских городов, — это не столько следствие сплоченности мигрантов и их бедности, не позволяющей селиться среди благополучного населения. Гетто создают в данном случае еще потому, что сами коренные парижане или марсельцы не хотят жить среди мигрантов.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0yOTY4MzkxbHIuanBn.webp?w=1920)
Во Франции, где общество достаточно консервативно, радикализировано и умеет объединяться, проблема мигрантов так остро «выстрелила», подозреваю, еще и потому, что в обществе наметилось противостояние приезжего меньшинства и коренного большинства. Именно во Франции мигранты произносят остросоциальные лозунги, жалуются на дискриминацию, невозможность найти работу.
Французы — сложный народ, нация нескольких революций и радикальных диктатур, у них имперское сознание, социалистические замашки и бунтарский дух. Все это путем многолетнего насилия над их волей теперь обратилось против мигрантов.
Кажется, французы первые в числе стран старой Европы, погрязших в миграционных кризисах, стали отторгать иммигрантов, чем вызвали ответ в виде агрессии и погромов, которые идут в этой стране еще со времен Николя Саркози.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0zMTM0MTc3bHIuanBn.webp?w=1920)
А что у нас, или Таджик не африканец
Сравнение французских событий с нашей собственной реальностью напрашивается твердое. Очень хотелось бы, чтобы картинки из французских пригородов стали уроком для российской власти и показали, что стихийная миграционная политика в условиях неприятия ее населением рано или поздно кончается именно так: озлобленность местных жителей, агрессия мигрантов, их разобщение и следующие за этими процессами стычки.
Хотя в России такой тяжелой формы конфронтации местных с приезжими все же не будет, потому что между нами и Европой есть два отличия. Во-первых, к нам едут не дикари с пальм. В Средней Азии тоже много дехкан, застрявших в горах, особенно в Таджикистане, где в результате гражданской войны появилось поколение, почти не учившееся даже в школе… Но в целом это люди, которые жили одними с нами ценностями.
А наличие в стране коренных народов мусульман делает приезжих из Средней Азии не такими чужеродными. Таджик с гор нам менее чужд и непонятен, чем африканец из Чада для французов: таджик учился в советской школе, смотрел советские мультики, он исповедует религию, с адептами которой мы привыкли жить рядом. Нет такой огромной пропасти.
Для сравнения приведу пример: в Лондоне я лично разговаривала в кафе с мойщиком посуды из народа тутси. Он попал в Британию из Бурунди, то есть не бежал от геноцида в Руанде, а приехал по какой-то гуманитарной программе.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0xMzU2MjM0bHIuanBn.webp?w=1920)
До выезда из Африки он не умел читать и писать ни на каком языке, носил национальные одежды, его родня осталась в Бурунди, где жила натурально под пальмами и носила пояса из кокосового волокна с нанизанными на него кокосовыми черепками. Только тутси дали Франции с Бельгией около 100 тысяч иммигрантов, подавляющее большинство которых не умело писать даже на собственном языке. Подтверждения не предоставлю, так как информацию эту встречала давным-давно во французских газетах. Купленных мною лично во Франции.
Наверное, надо было с этого начинать: все же во Франции я была трижды, язык немного знаю, все процессы, о которых пишу, видела лично. Сотни тысяч мигрантов, не умевших читать и писать, не видевших никогда туалета, не сидевших в автомобиле, — это крайне серьезный стресс для общества. Не все ехали туда с пальм и неграмотными, но заметная часть мигрантов из Африки были именно такими.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0yOTYyODc0bHItMS5qcGc.webp?w=1920)
Сирия, кстати, дала волну самых образованных мигрантов: у множества было высшее образование, около четверти беженцев из Сирии, оказавшихся в Европе во второй половине 2010-х, — христиане.
И все равно основная масса иммигрантов из Африки резко чужда местному населению и по привычкам, и по религии, и по уровню культуры. Интеграция этих людей идет гораздо тяжелее, чем интеграция мигрантов из Средней Азии в российское общество.
В нашем случае основная проблема — это импорт сниженной культуры: в Россию едет много работяг и необеспеченных людей, которые ведут себя так же, как наши маргинализированные работяги. То есть мы импортируем скорее неблагополучные страты, чем чужеродную культуру. Это существенно отличает нашу ситуацию от положения дел в той же Франции.
Кроме того, у стран Средней Азии нет самоощущения колоний, что бы там в 90-е ни говорили их баи. Узбеки, таджики, киргизы едут в Россию как из провинции в столицу — именно с таким чувством, рожденным общим прошлым и памятью об общем государстве. Во Францию едут — как из колоний в метрополию, с соответствующей ненавистью и желанием сатисфакции…
Этиология гетто
Будем верить, что государства — реципиенты миграции действительно усвоят урок Франции и одумаются. Куда сложнее объяснить самим мигрантам в разных странах, что нынешние стратегии их поведения приводят к цивилизационному кризису.
Люди уезжают из дома, поскольку им там по разным причинам некомфортно, небезопасно, неуютно. Так они себя на родине чувствуют потому, что жизнь по принятым у них правилам не привела к построению комфортного общества.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0xMzU2MTg4bHIuanBn.webp?w=1920)
Люди бросают свои дома и семьи, едут за лучшей жизнью, но на новом месте ведут себя так же, как прежде. В результате на новой родине они обустраивают жизнь и быт по образцу старой, не понимая, что тяжелым и невыносимым их прежнее существование сделали именно дурные правила. Это вообще важнейшая сейчас проблема в миграции. Мигранты уезжают из дома, потому что им там плохо, и начинают строить точно такой же дом на новом месте.
Пример из Азии: мигранты едут к нам, потому что на их родине нет работы, все по знакомству, полиция неэффективна, никто никого не уважает, в городах грязь, шум, мусор, бедность. Приезжая в Москву, они начинают покровительствовать друг другу, в случае проблем пытаются подкупить полицию, предпочитают нанимать на работу соплеменников, стараются не платить налоги, выбрасывают мусор из окон, громко говорят в общественных местах, разговаривают по телефону по громкой связи.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyMy83L3JpYS0yMzI2Nzg1bHIuanBn.webp?w=1920)
Таким образом, убегая от бардака и бедности в своей стране, они воспроизводят все это здесь, тем самым не только обессмысливая свой переезд, но и меняя нашу жизнь в худшую сторону.
Так же с радикальным исламом. Множество женщин едут из арабских стран в поисках независимости и лучшей доли. В Европе они надевают хиджаб, выходят замуж за ортодоксальных мусульман и ходят на демонстрации с лозунгами «Руки прочь от исламской семьи!»
Пока мигрантов мало, они меняют жизнь в новой стране локально, но как только критическая масса приезжих достигается, местное население как донор более прогрессивных правил и норм культуры перестанет эффективно ассимилировать их.
Мигранты застревают в собственных традициях и идентичности, местное население отвергает их как чужеродных. В итоге принимающая сторона получает гетто, взаимную ненависть и погромы. Именно на этот путь встала Франция.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85LzEyM19Ma3N4MFBzLmpwZw.webp?w=1920)
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85LzEyM19HV0lzUFl2LmpwZw.webp?w=1920)
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85LzIwMjMxMDI2LWdhZi1yazM5LTA4My5qcGc.webp?w=1920)
:focal(0.58:0.16):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85L2V2YS5wbmc.webp?w=1920)
:focal(0.32:0.61):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85LzIwMTcxMDMxLXphYS1wMTMzLTIxMC5qcGc.webp?w=1920)
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNC85L21lbC00My5qcGc.webp?w=1920)