«Свой — чужой». Россия вступила в новый этап нациестроительства

Публицист Миронова: уехавшие из России или поддерживающие ВСУ более не будут частью нации

Фото: РИА «Новости»

В Санкт-Петербурге задержали 26-летнюю Дарью Трепову. Ее подозревают в причастности к взрыву в кафе, в результате которого погиб блогер и военкор Владлен Татарский (Максим Фомин). По данным Национального террористического комитета, теракт спланировали украинские спецслужбы с привлечением агентов из ФБК*. Общество слишком долго искало консенсус относительно пораженцев, а они, получается, уже убивают? Об этом публицист Анастасия Миронова рассказала в колонке для «360».

Далее — прямая речь.

Пенсионерка из Первоуральска дважды пыталась поджечь военкомат по заданию неких силовиков, которые якобы ловили террористов. Обычная наша бабушка, каких миллионы.

До того другая такая же пенсионерка по указанию телефонных кураторов подожгла отделение «Сбера». А в августе бабушка из Москвы устроила поджог машины сотрудника Минобороны и позже во всем обвинила гипноз. Простая такая наша бабушка. Одна из миллионов.

Вот и вчера простую девочку по имени Даша и ее мужа Диму искали по подозрению в убийстве Владлена Татарского, а сегодня задержали в квартире знакомого ее супруга на Васильевском острове. Предположительно, Даша представилась Настей и подарила военкору бюст, начиненный взрывчаткой.

В октябре я писала, что украинский терроризм страшнее исламистского, потому что мы не может различить в своей толпе украинцев и тем самым лишены возможности уповать хотя бы на собственную бдительность.

Оказалась, реальность может быть еще страшнее и в этой новой реальности террористы — не похожие на нас наталки и тарасы, а наши собственные иваны. Ну или даши. Как это пережить? Как все осмыслить?

Как в Пакистане

Мы семья петербуржцев, хотя не живем в городе много лет — уехали в деревню. Но по-прежнему часто там бываем. Я, например, в пятницу ездила в нашу поликлинику забрать дочкин рецепт. Утром доехала по делам до станции метро «Адмиралтейская» и прошла немного по набережной: до загса и обратно, мы с мужем девять лет назад там поженились. А до того там женились его родители. Вчера напротив этого загса взорвали кафе.

Это чудовищно. И многократно хуже, что сделал это кто-то такой же, как мы. Когда мы, а затем Европа страдали от исламистского терроризма, у всех было утешение, все и каждый говорили себе: «Ну я-то бдительный, я их сразу замечу». Потому что террориста представляли чужаком.

Даже в Израиле, наверное, теракты не так страшны, ведь их совершают люди другой национальности и религии. Те, кого можно распознать в толпе. Сложно, но можно. В Пакистане, Судане, ЦАР террористов распознать нельзя — взрывают и расстреливают свои же. Потому тамошняя жизнь представляется нам куда жутче, чем даже улицы Парижа времен терактов против сатирического журнала Charlie Hebdo.

На месте взрыва в кафе на Университетской набережной в Санкт-Петербурге
Фото: На месте взрыва в кафе на Университетской набережной в Санкт-Петербурге/РИА «Новости»

Ровно шесть лет назад, когда подорвали петербургское метро, жители города стали наказывать друг другу выходить из вагона с подозрительными лицами, не садиться с ними в маршрутки. С подозрительными. А как распознать подозрительного украинца? Тем более что этого умения для сохранения жизни оказалось мало и теперь, чтобы выжить, надо угадывать убийцу в толпе пешеходов, пассажиров, соседей…

По эффекту такой террор приближается к free shooting — или массовая стрельба, если по-русски, когда отдельный сумасшедший расстреливает школу, магазин или детский сад. Потому что делают это свои, точно такие же, как ты, их нельзя распознать заранее. Такой инцидент вселяет ужас. Захват «Норд-Оста» не привел к инструктажам по безопасности в каждом российском школьном классе, а стрельба в казанской школе — привела. Потому что это страшнее.

Дарья Трепова
Фото: Дарья Трепова/Соцсети

Симпатизанты, пораженцы, коллаборанты

Взрыв бомбы мигрантами не так пугает, как подрыв кафе молодой местной девушкой. Ее не распознаешь. Это фрустрирует.

Одним из тяжелейших последствий взрыва на Университетской набережной станет окончательное наше разобщение. Потому что единственный на сегодня способ хоть что-то делать для своей безопасности — это отлаживание точной системы распознавания «свой — чужой». Год назад уже раздавались здравомыслящие голоса, которые предупреждали: если дошло до того, что армия сражается и несет потери, нельзя желать ей поражения, нельзя выступать на стороне противника, поскольку никому не интересны ваши взгляды и идеалы, если вы желаете смерти своим соседям.

В стране, ведущей масштабный вооруженный конфликт, все просто: если ты жалеешь противника, ты желаешь смерти своей армии.

Владлен Татарский (настоящее имя — Максим Фомин) — российский военкор, блогер
Фото: Владлен Татарский (настоящее имя — Максим Фомин) — российский военкор, блогер/«ВКонтакте»

Сначала речь шла об армии. Когда понеслась волна русофобии, когда страны НАТО раздухарились с поставками оружия, а Киев стал забрасывать нас обещаниями захватить Москву, всякого рода украинские симпатизанты превратились в полноценных коллаборантов, которые желают гибели уже нам, своим согражданам.

Можно иметь какие угодно взгляды, можно оставить за спиной многолетний опыт протестов и политической борьбы — все это и многое другое в военное время теряет значение. Важно лишь одно: или ты желаешь согражданам жизни, или хочешь, чтобы их убили.

Плохо соображающие

Мало кто хотел понимать и принимать это. Отсутствие слова «война» в официозе закружило головы множеству инфантилов, которые не поняли, что выход с плакатом в поддержку Украины 23 февраля 2022 года и 24-го — разные вещи. Как только пролилась первая кровь, как только был убит или взят в плен первый российский военный, все антивоенные выступления стали квалифицироваться как пораженческие.

С появлением в России первых поджогов и осуществлением первого теракта проукраинские выступления превратились в коллаборационистские, а их участники подписались под пожеланием гибели не только армии, но и своим обычным согражданам.

Вот тут-то стоило всем остановиться и подумать. Задуматься надо было тем, кто продолжал бездумно выходить с плакатами или писать в интернете слова поддержки Киеву: люди очевидно не поняли, что сотворили и кем останутся в глазах своих соседей.

Не сообразили, что это не рядовые споры и не привычные политические крики: если ты поддерживаешь противника, который официально угрожает твоей стране террором и военным поражением, ты желаешь смерти своих сограждан. Точка!

Этого никто никогда не простит. Ни один человек не забудет того, кто пожелал ему умереть.

И нам всем тоже следовало бы тогда задуматься. Среди нас есть люди, которые вдруг громко заявили, что поддержат тех, кто хочет нас убить. Не кого-то там эфемерного, собирательного, а нас конкретно — наши семьи, наших друзей, наших детей и их одноклассников.

Не поверите, но снова Сталин виноват

В обществе, которое было сначала замордовано десятилетиями коммунистического тоталитаризма, а потом доведено до безумия экзальтированной мемориальской риторикой о десятках миллионов убитых в терроре, оттягивало момент, когда надо было определиться и вслух проговорить простое правило: если наша армия сражается, любой, кто желает ей поражения, хочет нашей гибели.

Это же так просто: человек протягивает руку тому, кто обещает тебя убить, — кто он тебе? Простые решения и простые оценки мы принимать не хотели, потому что страшно, потому что снова разобщение, да еще эти сбежавшие мемориальцы с их вечной песней о врагах народа.

Каков итог? Если бомбу в кафе действительно принесла молодая девушка, которую в 2022 году задерживали на проукраинских митингах и которая даже якобы переводила деньги для ВСУ, получается, мы все ее попросту просмотрели. Ровно потому, что не достигли вовремя консенсуса о поведении с такими людьми.

Вот вышла девочка с украинским флагом, пока наша армия сражается против него. Вот еще раз вышла. Вот призналась подругам, что «донатит» ВСУ. А все молчат. Ну у нас ведь не ежовщина, правда?

Свободу слова перепутали со свободой желать нам смерти. Мы ведь здесь, мы никуда не собираемся, так что конкретно эта девочка, поднимая украинский флаг, желала нам гибели. Мы никак не отреагировали. А она, получается, взяла и убила?

Да еще незадолго до взрыва — какое совпадение! — написала, что вдруг заработала на «однушку в центре, готовую еду и клининг».

Не я, не вы убили, а она? Это совпадение, что мы не поднимали флаг противника и поэтому не согласились взрывать в его интересах сограждан, а она поднимала и затем, выходит, согласилась?

Страх как фактор нацбилдинга

Спастись от такого поможет только безотказно работающая система «свой — чужой». Свои — все, кто остался здесь, никуда не едет, планирует жить в своем доме, в своей стране и не поднимает флаг противника.

Чужие — те, кто жить здесь не собирается и желает противнику победы. Мы, оставшиеся, объединены одним самым главным общим интересом: выжить здесь и обеспечить нормальную жизнь себе и своим детям. Наши задачи радикально расходятся с задачами как уехавших, так оставшихся под украинским флагом.

А теперь нас еще объединяет общий риск. Мы здесь все рискуем — в отличие от уехавших. Неважно, какие у кого взгляды и какой опыт за плечами: остались — значит, в одной лодке. Все остальное стало второстепенным.

Мы вступили в пору нового построения нации: кто остался, желает друг другу жизни и спокойствия, одинаково рискует — нация. Уехавшие никогда не будут после всего этого восприниматься частью нации, поскольку они не переживут вместе с нами наши страхи. И тех, кто в это тяжелое время поднял чужой флаг, нация тоже отторгнет. Потому что от них исходит большая опасность.

Они, как мы видим, не только на словах желают нам несчастья, проигрыша, раздела страны и контрибуций, но и могут убить на деле.

*Запрещенная в России экстремистская организация.

    Пока ничего не найдено

    Задизайнено в Студии Артемия Лебедева Информация о проекте