Памятник Дзержинскому вновь захотели вернуть на Лубянку. Встреча с ним заставила бы всех передумать
Писатели, блогеры и журналисты обратились к правительству Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь. Его демонтировали в 1991 году и с тех пор не раз пытались вернуть, но безуспешно — россияне неоднозначно относятся к личности политического деятеля СССР.
Памятник напротив дома КГБ
Памятник государственному и политическому деятелю СССР, основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому открыли 20 декабря 1958 года в Москве. Его разместили на Лубянской площади (тогда она называлась площадью Дзержинского), напротив главного здания КГБ. Памятник создали монументалист Евгений Вучетич и архитектор Григорий Захаров.
Он простоял там до конца лета 1991 года. Вечером 22 августа после августовского путча тысячи людей собрались возле здания КГБ и стихийно решили повалить памятник Дзержинскому. Монумент весил 11 тонн, поэтому при падении мог разрушить прилегающие конструкции метро, а также повредить себя.
Чтобы не допустить этого, народный депутат СССР и заместитель председателя Моссовета усмирил толпу и предложил срочно снять памятник с постамента. Его убрали в тот же день и в октябре поместили в парк искусств «Музеон» вместе с другими снятыми с постаментов скульптурами.
Вернуть Дзержинского на Лубянку
С тех пор его предлагали вернуть несколько раз: в 2002 году с инициативой выступил мэр Москвы Юрий Лужков, а в декабре 2020 года — «Офицеры России».
В этот раз к властям Москвы обратились блогеры, писатели и журналисты. В их числе Захар Прилепин, Дмитрий Пучков, Александр Проханов, Дмитрий Лекух, Сергей Аксенов, Леся Рябцева, Екатерина Рейферт, Семен Пегов, Петр Лидов, Герман Садулаев и Алексей Гинтовт.
Текст обращения оказался в распоряжении РИА «Новости». Писатель Игорь Молотов рассказал агентству, что пока не направили его — правительство и мэрия Москвы получат документ в течение недели, когда его полностью оформят.
Авторы документа подчеркнули, что, говоря о необходимости вернуть скульптуру на место, в первую очередь имеют в виду не историческое, а историко-культурное значение. Они отметили, что со дня установки в 1958 году памятник успел стать «безусловной частью исторического и культурного ландшафта» Москвы. Авторы также назвали скульптуру «одной из своеобразных „визитных карточек“ исторического центра» столицы. Сейчас на его месте «зияет совершенно неправильная и ничем не заполняемая пустота», которая образовалась после демонтажа памятника.
«Как реальный исторический политический и государственный деятель Феликс Дзержинский до сих пор, по крайней мере, для части нашего общества, безусловно, продолжает оставаться, что называется, спорной фигурой. Но так уж случилось, что памятник ему работы Вучетича и Захарова как памятник трагической и великой эпохи революций и потрясений абсолютно бесспорен», — подчеркнули авторы обращения.
При этом авторы уверены, что память о самом Дзержинском как об исторической личности «вполне жива до сих пор». Они подчеркнули, что возвращение памятника покажет разные грани истории России, «которую надо любить и принимать такою, какая она есть».
Передумали бы после встречи
Игорь Молотов отметил, что заявки желающих подписаться под обращением поступают непрерывно. Он подчеркнул, что уже не успевает их записывать — за последнее время получил множество звонков от писателей, журналистов и блогеров, в том числе топовых.
«Оказалось, это очень многим нужно», — сказал он.
Профессор кафедры политической истории НИУ ВШЭ, директор Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий, доктор исторических наук Олег Будницкий рассказал «360», что не поддерживает эту идею.
«Люди понятия не имеют об истории, ничего не знают о Дзержинском на самом деле, ничего не знают, как на самом деле работала ЧК. Дело даже не в историческом невежестве, а просто в устройстве, головы у них так устроены. Ну, это их проблемы», — отметил он.
Будницкий подчеркнул, что авторов инициативы и тех, кто ее поддерживает, стоило бы отправить «на встречу к товарищу Дзержинскому в 1919 год». Хватило бы двух-четырех часов — после этого «у них бы пропала охота подписывать такого рода требования».
Он отметил, что в обществе к Дзержинскому относятся неоднозначно потому, что все люди разные.
«Я исхожу из того, что люди у нас разные и головы у них по-разному устроены, но я думаю, что никто из этих людей не является сторонником бессудных расстрелов, уничтожения людей по классовому признаку, сторонником того, что следователь сам проводит следствие, сам выносит приговор и сам приводит его в исполнение, и так далее», — отметил он.
Будницкий отметил, что хотел бы думать, что ни Проханов, ни Прилепин этого бы не желали. Профессор пояснил, что люди создают себе «мифологизированную историю» и ведут себя соответственно тем мифам, которые придумали сами или услышали от других.
«Ну или не ведут, а пишут там какие-то письма, декларации и прочее. Мы все понимаем, что памятник Дзержинскому — это символ. Если они тоскуют по таким вещам — бессудные расстрелы и так далее, то как это можно комментировать? Никак», — подчеркнул Будницкий.
Красный террор и чистые руки
Профессор напомнил, что в истории существует понятие «красный террор» — его проводником была как раз Всероссийская чрезвычайная комиссия, которую создал Феликс Дзержинский.
«Не только она, но она прежде всего, это была ее среди прочего задача. Эта система террора в годы советской власти, по крайней мере до смерти Сталина. Это была важнейшая составляющая часть вообще советской истории и определенной политики», — пояснил он.
Будницкий отметил, что на протяжении времени она видоизменялась: «сначала была ЧК, потом ВЧК, потом ГПУ, ОГПУ, потом называлась НКВД, МКГБ, МГБ и как угодно».
«Но суть была одна — это была тайная политическая полиция, которая вела надзор за инакомыслящими, или теми, кто казался им инакомыслящими, или потенциальными инакомыслящими, потенциально опасными. И осуществляли их уничтожение или изоляцию», — рассказал профессор.
При этом неважно, кто именно возглавлял структуру: Дзержинский, Менжинский, Ягода, Берия — они проводили определенную политику в соответствии с генеральной линией правящей партии. В этом плане нельзя сказать, что Берия или Ягода плохие, а Дзержинский хороший, — «все одного поля ягоды». Не имеет принципиального значения, был ли руководитель ведомства более или менее идейный, аскетом или любил женщин.
Кроме того, Будницкий назвал все разговоры о людях с чистыми руками и горячими сердцами ерундой.
«Чекисты, среди прочего, получали премии вещами расстрелянных, была такая практика. Отнюдь это были люди не бескорыстные. Зарплата чекиста была в два раза выше зарплаты военнослужащих Красной армии. Когда Дзержинский говорил, что „у вас должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова“ — тема чистых рук там была неслучайна. Как и любая бесконтрольная структура, ее отличали всякие неблаговидные вещи среди прочих», — заключил он.